=====>>>> Убежище Акацуки в стране Дождя

Амегакуре встречал его тишиной, редкой для этого города, будто и он затаил дыхание. Над головами — небо цвета выцветшего пепла, плотно стянутое облаками, ещё не проливающимися дождём, но уже давящими тяжестью предгрозовой стужи. Капли недавней влаги стекали с крыш, плескались по железным мосткам, сбегали по трубам в сточные каналы, создавая ощущение бесконечного движения — тихого, вязкого, как мысли, от которых не скрыться. Итачи не спешил.
Каждый его шаг был беззвучен. Мягкий шорох подошв по металлическому настилу, шелест влажного плаща — всё это сливалось с пейзажем, делая его частью этого города-призрака. Башни Амегакуре вытягивались вверх, словно застывшие исполины, пронзённые трубами и опутанные проводами. Он двигался вглубь — к сердцу, к башне Пейна, в самую темень. Он чувствовал себя… странно цельным. Впервые за много лет в его теле не было боли. Ни в глазах, ни в груди, ни в пальцах, что прежде сводило судорогой от внутреннего разлома чакры. Ни пульсаций за висками. Ни кровавых капель в уголках век после активации шарингана. Мир больше не плыл перед ним. Он стал — как раньше. Яркий. Точный. Прямолинейный. Осязаемый.
— Я могу видеть снова. Без искажений. Без искажённого тела, ломающегося от силы. Без срока годности.
Он не чувствовал ликования. Только спокойствие. Как будто смерть, что прежде дышала в затылок, решила повернуть назад. Временно. И только одна душа знала о том, что он вернулся к самому себе. Ламиноко. Остальные видели всё так, как он и хотел: уставшего, таинственного, молчаливого. Того, чьё время почти истекло.
— Иногда проще быть тенью, чем светом. В тени тебя не ждут. Не боятся. Не убивают первым.
Башня Пейна выросла перед ним, как клык божества. Вверх уходили шпили, узкие окна, острые грани. Здесь не было охраны — по крайней мере, явной. Город чувствовал его. Пропускал. Ждал. Он прошёл сквозь первый зал, в котором полы отбрасывали отблески от светящихся панелей. Стены дышали холодом. Запах металла. Механика и безжизненность. Всё это рождало не страх — понимание. Именно такой должна быть сила. Чистая. Обнажённая. Лишённая эмоций. На верхнем уровне его ждала Конан.
Она стояла у окна. Не как страж. Как человек, привыкший ждать. Её силуэт казался вырезанным из бумаги, как и тот хрупкий цветок, что тихо дрожал у плеча, несмотря на отсутствие ветра. Свет, пробивавшийся сквозь лампы и пелену влажного воздуха, вычерчивал её очертания с поразительной чёткостью.
— Ты пришёл, — сказала она, даже не повернувшись.
Голос — как всегда ровный. Без упрёка. Без эмоций. Конан умела говорить так, словно каждое слово уже взвешено и обдумано заранее. Он остановился, не приближаясь слишком близко.
— Пейн даст тебе приказ позже. Но он хочет, чтобы ты услышал это сначала от меня, — продолжила она, чуть повернув голову.
Её глаза встретились с его. Итачи заметил, как в ней что-то дрогнуло. Незаметно для другого, но не для него. Мгновение. Она увидела — и не сказала. Почувствовала. Может быть — восстановленное зрение. Может быть — внутреннюю перемену. Но не спросила.
— Страна Рек. Южные районы. Мы засекли активность. Несколько групп. Не просто разведка. Это — операция. Слаженная. Чистая.
Пауза. Лёгкая. Почти неосязаемая.
— Они связаны с Корнем. Имена фигурируют те же, что гнались за Ламиноко. Те, что служили Данзо. Мы также перехватили одну запись. В ней — имя твоего брата. Саске.
Слово повисло в воздухе, словно разорвав плотную ткань молчания. Оно резало тишину, как тонкий клинок. Не вопрос, не угроза — факт.
— Мы не знаем, зачем им он. Может, в качестве оружия. Может, как трофей. Может, Данзо решил, что он будет рычагом против тебя. А может, он просто боится его, как когда-то боялся тебя.
Конан делает шаг вперёд, в полутьму зала.
— Пейн верит тебе, — произносит она почти шёпотом. — Он сказал, что твои слова о человеке в маске — были правдой. Мы сверили факты. Мы нашли следы. Всё указывает на то, что ты не солгал.
Она поднимает глаза.
— Эта миссия — не для остальных. Показуха для других — Страна Молнии, восьмихвостый, двуххвостая. Но настоящая задача — ты и только ты. Пресечь Корень. Найти источник. Остановить операцию, прежде чем она дотянется до Саске. Если потребуется — устранить Данзо.
Конан замолчала. Свет от лампы мерцал, освещая её лицо с одной стороны. Бумажный цветок на плече медленно вращался, словно чувствуя напряжение.
— Ты пойдёшь туда один. Мы не можем позволить себе огласку. Не можем рисковать, что Корень узнает о нашем интересе. Даже Пейн не знает всего, что они могут знать.
Последняя фраза прозвучала почти как признание. Она смотрела прямо в его глаза. Итачи знал: её взгляд — всегда как взвешивание. Как лезвие весов, готовое склониться.
— Ты готов?
Тишина. И в этой тишине решалась не одна судьба. В Амегакуре она звенела — не глухая, не мёртвая, а живая. Наполненная смыслом. В ней всегда было что-то скрытое: намерения, сомнения, планы, которые никто не произносил вслух. Итачи смотрел на Конан, но видел дальше — сквозь стены, сквозь время, сквозь себя.
— Данзо… Ты снова выполз из тени. Как змея, что никогда не умирает. Даже тогда, когда я поставил точку. Я думал, ты отступишь. Что после той ночи поймёшь — есть предел, за который нельзя переступать. Но ты не понимаешь страха. Только власть. Только контроль.
Он чувствовал, как сжимается грудная клетка — не от боли, от решения. Никаких иллюзий. Ни в себе, ни в других.
— Если ты доберёшься до Саске… если хоть один из них дотронется до него…
В голове всплывает образ — чёткий, до рези: Мальчик в сумерках, с глазами, полными слёз и гнева. Голос, что кричит его имя. Смех Тоби в темноте. Тонкая линия крови на лезвии.
— …я сотру Корень из памяти этого мира. Не ради мести. Не ради справедливости. Ради него. Ради того, что осталось. Эта организация сорняк, который продолжает отравлять Коноху. Как и мой клан, когда-то.
Пейн знал, что делает. Он не просто поверил — он поставил на него.
— Я вижу, как Конан смотрит. Она чувствует. Знает, что я больше не тот, кем был. Она молчит, потому что понимает: то, что ожило во мне, не для других глаз.
Итачи опустил взгляд на свои пальцы. Без дрожи. Спокойные. Чистые. Он снова мог держать меч так, как раньше. Снова мог видеть смерть — и делать её выбором.
— Это путь, который я сам выбрал. Путь убийцы, ставшего стражем. Пусть никто не знает. Пусть даже Саске будет считать меня чудовищем. Но чудовище, что стоит на пороге — всё ещё может защитить.
Он поднял взгляд. Ровный, спокойный. Зрачки цвета ночи, в которых дрожало отражение ламп. Ни капли сомнений.
— Я готов, — тихо сказал он.
В этих двух словах было всё: холодная решимость, предельная ясность, безмолвная клятва. Не просьба. Не согласие. Приговор.
Он повернулся, не дожидаясь, пока Конан ответит. Её взгляд следил за ним, как взгляд статуи — безмолвный, но одухотворённый. Он знал, что она поймёт. Слов больше не требовалось.
Металлическая дверь за его спиной закрылась мягко, почти беззвучно. Амегакуре больше не удерживал его. Ни приказами. Ни обязанностью. Ни болью. Город, ставший гробницей для чужих тайн и внутренних границ, отпустил. Итачи шёл по мосткам, ведущим вниз — всё ниже, к покинутым уровням, где редкие капли всё ещё звенели о трубы, где сырость въелась в камень, где не ступала нога ни члена Акацуки, ни разведчика. Только он — теперь. За долгие годы это был первый шаг, сделанный не по приказу. А по собственной воле. Вот как она ощущается… свобода. Она не была легкой. Не была сладкой. Не несли её в себе рассветы или ароматы весны. Свобода — это холод под рёбрами. Осторожная ясность. Тонкая грань, на которой ты идёшь, зная, что сам выбрал идти.
— Я убедил его. Пейна. Человека, что поставил себя богом. Он — не глупец. Он умеет видеть дальше слов, считывать мотивацию под масками. И он увидел.
Он вышел на внешний карниз одной из башен. Отсюда открывался весь город. Гигантские трубы, башни, провалы. Всё — словно бы вросшее в землю. Бесконечно печальный, закрытый мир.
— Он увидел то, что скрыто. Тоби больше не будет управлять нами так, как прежде. Он потерял тень, за которой прятался. Моя маска обратилась против его собственной.
Итачи остановился. Смотрел вниз, как будто видел не улицы, а ходы, которые только что сдвинулись на шахматной доске.
Одна фигура — вбок. Одна — на пересечение. Одна — в жертву.
— Он думал, что управляет Акацуки. Что играет в игру, ведомую только им. Но теперь Пейн знает. Теперь Конан знает. А значит — баланс сместился. Он не один в центре. И скоро ему придётся выбрать: отступить... или вскрыться полностью.
Итачи шагнул с карниза — вниз, на следующую платформу. Лёгко. Без звука. Воздух ударил в лицо — не как враг. Как знак.
Он чувствовал, как движется чакра. Легко, гибко, почти как в юности. Новое тело, новая точка отсчёта. Он мог сражаться. Мог убивать. Мог спасать.
— Я иду не как изгнанник. Не как убийца. Я иду как тень, решившая выбрать сторону.
Он больше не был пленником собственных слабостей. Не был пешкой Тоби. И теперь, наконец, мог в полной мере стать тем, кем должен был стать с самого начала. За его спиной затаилось сердце дождевого города, а впереди — страна Рек. Где, возможно, придётся встретиться лицом к лицу с прошлым. И, быть может, наконец — завершить всё.

====>>> Страна Рек - Затопленный храм в долине Сёун