Итачи
Ночь окутывала Коноху плотной вуалью, скрывая улицы под покровом тишины. Для чужого глаза эта тишина была безмятежной. Для Итачи она была ареной. Он затаился в тени заброшенного особняка — древнего, прогнившего здания на окраине административного квартала. Доски, обросшие мхом, стены с выбитыми окнами — всё здесь напоминало о том, что даже дом способен умереть. Но за этой оболочкой скрывался вход в логово Корня — в самую тёмную часть деревни, куда не падал свет закона.
Шаринган различал мельчайшие колебания чакры. Барьер был изысканно сплетён: купол чакры, питаемый пятью точками, скрывал подземелье, превращая вход в капкан. Он впускал, но не выпускал. Стражи Корня, скрытые техникой невидимости, стояли на точках подпитки за барьером. Они сливались с окружением, но для глаза Итачи были на виду. Он не просто видел их — он понимал замысел того, кто и зачем их расположил именно так. В голове выстраивались пути обхода, риски, сценарии. Ошибки не допускались. Его учили действовать идеально, и он следовал этому, но каждый шаг дополнял своей холодной решимостью и логикой. Он создал вороньего клона, оставив его на своей позиции, скрытого от посторонних глаз.
Итачи выбрал точку для ослабления сектора. Единственный страж который стоял практически у входа. Он нёс двойную функцию, наблюдения и подпитки. Его поразил ворон пролетевший прямо перед носом: взгляд птицы вспыхнул алым светом. Иллюзия охватила разум охранника полностью лишив его возможности замечать Итачи и его ворона рядом с собой.
Итачи подошел к барьеру, анализируя его подробнее. Принцип был очень похожим. Что бы не вызвать тревогу, ему нужно было воспользоваться тем самым методом проникновения, с помощью которого он проник и в Коноху. Чакра подавлена и синхронизирована, движение точно выверено. Итачи не торопился. АНБУ, поддерживающий барьер в этом месте, под влиянием гендзюцу, совершенно его не замечал и Учиха, потратив некоторое время на анализ барьера, наконец ступил через него. Ожидаемо, барьер легко принял его без сигнала о тревоге. Лишь лёгкое колебание чакры, которое остальные могли списать на краткосрочную потерю концентрации одного из поддерживающих барьер.
Холод камня, запах сырости и ржавчины, вкус застоявшегося воздуха. Стены были испещрены тонкими линиями печатей. Каждый сантиметр коридоров был ловушкой. Шаринган высвечивал их плетение, узлы, слабости. Итачи шёл медленно, как учил его опыт. Ловушка за ловушкой: нить чакры, готовая сработать от вибрации; печать, спрятанная под трещиной в кладке. Он обходил, отключал, стирал следы.
Патруль. Шаги отдавались эхом. Итачи различал дыхание, ритм движений. Он замер, сливаясь с тенью арки. Мысль была ясна: здесь нельзя ошибаться. Он видел картину целиком — маршруты дозоров, схему укреплений, пути отхода. Он уже просчитал несколько вариантов — и на случай успеха, и на случай провала. Его вороний клон остался снаружи и Учиха, был готов поменяться с ним местами в любой момент.
Архивы были где-то впереди. Метки на стенах, едва заметные для глаза, подтверждали это. Итачи знал: главное сейчас — не спешить. Ошибка могла стоить не только жизни. Она могла поставить под угрозу всю цель этой ночи и будущее деревни. Каждый шаг был частью идеального плана. Он не сомневался: всё шло так, как должно. Но он помнил — идеальных схем не бывает. И именно это заставляло его быть ещё внимательнее.
Он двигался вперёд. Холод стен, шёпот камня под ногами, шелест собственного дыхания — всё сливалось в единый ритм. Он был тенью в сердце ночи, и каждый метр приближал его к тому, ради чего он пришёл.
Итачи нашёл архивы. Метки на стенах, особый рисунок фуиндзюцу, легкий запах старой бумаги, уловимый только тому, кто привык замечать такие детали. Вход скрывали мощные печати, структура которых говорила о принадлежности к Корню — надёжно, но предсказуемо. Итачи не спешил. Шаринган высвечивал замысел создателя фуиндзюцу. Он видел, как рассыпать замок, не оставляя следа. Медленно, осторожно он деактивировал защиту. Каждый узел, каждый стежок чакры поддавался его глазу и точным движениям пальцев.
Учиха вошёл в помещение. Ряды полок, свитки, свёртки, пергаменты. Здесь хранилась история теней деревни: приказы, досье, схемы операций, списки агентов, отчёты. Это был целый мир, спрятанный от глаз большинства. Итачи быстро и безошибочно отбирал всё, что имело значение. Свитки с приказами Данзо, отчёты о миссиях Корня, списки вербовок, документы о связях с внешними силами. Он запечатывал их в свои свитки хранения, не оставляя ничего на полках. Это было идеально ограбление, а главное, это полностью лишало Данзо любых аргументов в свою защиту. Окажись всё это в руках Хокаге и старому старейшине было бы некуда деваться.
Но Итачи сомневался, что Данзо будет по силам Цунаде. Она была выдающимся медиком, а её боевые заслуги не вызывали сомнений, но все же, прямой с таким подлым и хитрым противником как Данзо, вероятно у Цунаде будут очень большие проблемы. С другой стороны Джирайя, по идее мог бы с ним справиться. Но Саннин дистанцировался от дел деревни и Итачи не был уверен, что эта парочка пойдет на прямое противостояние с Данзо. А Учиха хотел полностью лишить Коноху, этого ядовитого корня. Информация была лишь дополнительным инструментом, который всплывет потом.
- Как было бы здорово, если бы Ламиноко привела его... Тогда я смогу вернуть его, в деревню, вместе с этой информацией - героем.
Подумав о своём брате, Итачи невольно улыбнулся, забирая последний свиток. Это мгновение задумчивости, стоило ему скрытности. Он не заметил, как очередной патруль проходил мимо. Команда быстро бросилась к открытому архиву и застыла в дверях, обнаружив внутри Акацуки. Учиха медленно и надменно повернулся, смерив их холодным взглядом своего шарингана. Гендзюцу было применено мгновенно. Любой шиноби корня, должен был быть под контролем. Итачи был убежден в этом с раннего детства, а потому, действие было совершенно машинальным. Он даже не стал проверять, подействовало или нет, Итачи просто применил технику замены, поменявшись со своим вороньим клоном, который тут же распался, разлетаясь воронами в разные стороны. Птицы устремились к разным выходам и щелям, туда откуда тянуло свежим воздухом, а для АНБУ, все выглядело как чистейшее гендзюцу. Тем не менее полки в действительности опустели. Архив был вычищен до последнего важного свитка.
Саске
Саске хотел было вспылить, когда Ламиноко снова упомянула о том, что многое он должен услышать не от неё. Но всё же сдержался. Он понимал, что речь шла об Итачи, и этот факт обескураживал. Саске слабо представлял, как тот брат, которого он знал последние годы как хладнокровного убийцу, вдруг по собственной воле станет что-то объяснять. Все их последние встречи заканчивались тем, что Итачи всё сильнее подталкивал его к ненависти.
Но он удержался от негодования и заставил себя молчать, спокойно принимая пищу и слушая Ламиноко, которая казалась отчасти погружённой в свои мысли.
— Во-первых, мне незачем убивать кого-то из моего клана. Нас ведь и так мало осталось, — сказала она.
Саске нервно усмехнулся. Он лучше всех знал, кто в этом виноват. Такие слова из уст Ламиноко вызывали у него лишь саркастическую насмешку. Но последующие её слова заставили Саске вновь усомниться во всём, что происходило вокруг. Она описывала явно не того человека, которого он знал как брата. Тот Итачи не мог переживать за его благополучие, тем более оберегать его. Это никак не укладывалось в голове Саске и несколько раз заставило его лицо меняться в цвете. Он уставился на Ламиноко взглядом, полным недоверия, но не перебивал. Или просто потерял дар речи, пытаясь переварить услышанное.
Объяснения Ламиноко о том, почему она вела себя с ним так, наполовину прошли мимо его ушей. Всё, что звучало из её уст, казалось бредом, не имевшим ничего общего с реальностью. Итачи убил родителей, уничтожил клан, вступил в ряды наёмников. Такой человек не мог быть тем, о ком говорила Ламиноко. Он сам многократно подталкивал Саске к мести, желая сразиться с ним, когда тот станет сильнее.
Мотивы самой Ламиноко вызывали у него всё больше подозрений. Кто она? Как пережила ту ночь? Почему ведёт себя так странно? Созналась в том, что прикидывается страшной? Что это — какая-то странная игра? Орочимару говорил, что Акацуки — сборище чудаков, но Саске не думал, что это проявляется таким образом.
Запечатывание чакры было для него более понятным. Так действительно проще доставить пленного туда, куда нужно. И именно пленником он себя чувствовал сейчас — неспособным управлять чакрой, не зная, как избавиться от этого состояния. Он оказался зависим от её милости. Или милости того, к кому она его вела. Итачи? Ирония этой мысли заставила его погрузиться в раздумья. Её рассказ звучал правдоподобно, но не вязался с тем, что он знал о брате. Так как же поступить?
Пока он задавался этим вопросом, Ламиноко продолжила и сказала, что это место когда-то было её домом. Эта информация мгновенно вырвала Саске из раздумий. Он посмотрел на неё по-другому.
— Ты жила здесь той ночью? В ночь, когда мой брат вырезал весь клан? Именно так ты избежала этой участи? — не удержался он от вопроса.
Если это было так, становилось понятным, почему о ней никто не знал. Хижина в глуши леса. Саске хотел услышать подробности, но всё ещё не доверял словам этой незнакомой ему Учиха.
