Итачи замедлил шаг, когда впереди замаячили признаки организованной остановки: едва примятые ветви по краям тропы, сглаженные участки земли у основания деревьев, тонкие следы, оставленные ногами, когда их приподнимают, а не ставят с весом. Всё это не выглядело подозрительным по отдельности. Но он не искал деталей. Он искал структуру. И структура говорила ему: это не привал. Это позиция. Они не двигались. Их след обрывался на границе небольшой ложбины, где сходились два естественных оврага. Местность была грамотно выбрана — подход с одной стороны ограничен стеной скал, с другой — плотными зарослями. Защитное поле, из которого можно контролировать подходы. Подходы вроде того, по которому шёл он. Он отступил назад на пару шагов и свернул влево, поднявшись по склону, чтобы зайти на возвышенность и взглянуть на долину с другой стороны. Там он присел на корточки, положил ладонь на мох и прислушался — не к звукам, а к тишине.
— Если бы они не знали о моём приближении, кто-нибудь остался бы на краю. Разведчик, сенсор, хотя бы тыловой наблюдатель. Но их нет. Это значит, они либо уверены, что находятся вне угрозы, либо готовятся к встрече. Второе — более вероятно. Они слишком организованы, чтобы позволить себе самонадеянность.
Он поднял глаза. Один из воронов, обычный, сделал круг и улетел прочь — отвлекающий. За ним последовал другой — с тем самым глазом. Итачи активировал технику.
Мир сдвинулся. Он смотрел не своими глазами. Он видел их. Четыре фигуры. Не в расслабленном состоянии, не в движении. Занимали позиции. Они были наготове. Внутри ложбины один стоял ближе к центру, контролируя круг — блондин, с руками на груди. Его дыхание ритмично. Это не расслабленность. Это контроль. Сенсор. Яманака.
Остальные распределены грамотно: один — у ближайшего выступа, парень в маске и перчатках, другой — на дальнем рубеже, между двумя корнями, где была небольшая впадина в земле — это позиция Нара. Четвёртый — чуть выше, прикрыв периметр с юга, у него в руках свиток, и всё тело напряжено, словно он готов среагировать в любой момент. Последний из их четверки.
— Они знают, что за ними следят. Это не боевое построение. Это выжидание. Ловушка. Кто-то сообщил им о моём приближении. Ни один из них не покидал формацию. Значит, они готовятся принять меня в том виде, в каком я сам бы создал такую засаду. Вероятно, сигнал был не сенсорным. Возможно — визуальный контакт. Вмешательство Тоби не исключено.
Итачи разорвал связь с вороном. Он на мгновение задумался. А если не Тоби? Если предупреждение исходило сверху — если кто-то решил, что его действия стали неудобны? Если Пейн, выслушав его слова, не поверил, а всего лишь использовал их как предлог? Учиха Итачи — слишком опасен. Слишком умён. Слишком свободен. Гораздо удобнее передать его местоположение тем, кто и так давно хочет его смерти. И просто не мешать.
— Нет. Слишком примитивно. Пейн не действует так. Если бы он хотел избавиться от меня — сделал бы это сам. Он не нуждается в посредниках, тем более из числа людей Данзо. Это было бы слишком… нерационально.
Он отбросил мысль. Она осталась — как проверенный след, который не ведёт к цели.
— Тоби. Это в его стиле. Не убивать напрямую, а направить тех, кто может это сделать. Выставить меня как угрозу. Или как помеху. Или — как проверку. Он никогда не действует первым. Он толкает. Подталкивает. А потом исчезает.
Если так — игра вышла на новый уровень. Пока он следит за действиями Корня, кто-то другой проверяет его.
— Значит, тянуть больше нельзя. Если я хочу завершить это — я должен сжечь их до основания. А после — добраться до него. И в этот раз я не остановлюсь.
Он не сделал ни шага. Только выдохнул. Решение было принято. Он знал порядок. Сначала — Корень. Затем — Данзо. Потом… Тоби.
Итачи сложил печати. Быстро. Без излишнего движения. В его точной, почти хладнокровной технике было что-то хирургическое — как будто он не создавал клон, а рассекал
Перед ним возник он сам. Без шарингана. Просто оболочка, наполненная огненной чакрой. Теперь — маскировка. Клон изменил облик. Простая, рабочая внешность: шиноби без опознавательных знаков, изношенный плащ, тёмные волосы, типичная внешность для скрытного оперативника. Не привлекающий внимания. Не опасный с первого взгляда.
— Они не должны думать, что это я. Они должны увидеть того, кто шёл по следу. Кто нашёл их случайно. Кто стал жертвой.
Клон направился по тропе — в самый центр их наблюдения, туда, где его ждали. Он не уклонялся, не скрывался. Наоборот — двигался уверенно, но с намёком на усталость. Слишком уверенно, чтобы не вызвать подозрений. Слишком открыто, чтобы быть реальной угрозой. Это была наживка. Итачи же остался в тени. Он не двигался. Он наблюдал.

Он заметил его не сразу. Ястреб был грамотно вписан в пейзаж. Высота, угол полёта, тень от солнечного круга — всё было выверено до идеала. Даже траектория не вызывала подозрений. Обычная хищная птица, обосновавшаяся в здешних лесах. Итачи бы пропустил его, если бы не едва заметный поворот шеи, слишком отточенный. Такой взгляд бывает только у того, кто знает, куда смотреть. Он видел его и раньше — в АНБУ, в зеркале, в отражениях воды. Это был не взгляд хищника. Это был взгляд разведчика.
Птица замерла на несколько ударов сердца, слегка склонилась, продолжая круг, и вновь скрылась в бликах. Но этого было достаточно.
«Сенсор. Внешний носитель. Яманака.»
Они не просто ждали. Они наблюдали. Не наугад. Точно. Один из них вышел из тела и оставил его под прикрытием. Это значило, что в зоне присутствия их было четверо, но один из них не в себе — уязвимость, которую можно было использовать.
«Их совершенно точно кто-то предупредил. Иначе Яманака не стал бы покидать тело, что бы найти меня. Только у Тоби и Зецу достаточно навыков, что бы отследить мои передвижения.»
В небе мелькнули три ворона. Они вынырнули из листвы, поднялись высоко, будто в панике, с резкими, беспорядочными взмахами крыльев. Это была не атака — это был шум, хаос, срыв ритма наблюдения. Один из воронов пролетел чуть ниже, уходя в сторону и демонстративно ныряя в ветви, другой — пересёк линию света, закрыв собой солнце, третий — взвился вверх, кружась с коротким, тревожным карканьем. Они не нападали на ястреба. Они мешали ему видеть. Этого было достаточно.
Из-под плаща Итачи выскользнули ещё несколько воронов, без звука. Они не улетели — они собирались, формировались, сливались в фигуру.
И вот, из них, сотканный из призванных воронов, вырос силуэт. Лицо было точной копией. Одежда — такой же плащ, такие же рукава, всё — как у оригинала. Но внутри была тишина. Пустота, заполненная намерением. Клон из воронов расправил плечи и исчез в лесу, скользнув боковой тропой в сторону левого фланга. Его задача была не атаковать. Он должен был оказаться ближе к врагам, со стороны, в которую они не смотрели. Углы захвата — перед ним. Слепые зоны — за ними. Он шёл по одному из них.
Тем временем клон, попавший в ловушку, был в центре внимания. Он был окутан тенями, захвачен, но не уничтожен. Ему не требовалось много. Всего несколько слов — не как Итачи, не как АНБУ. А как тот, кем он стал по приказу хозяина.
Он с силой дёрнулся, будто из последних сил, и вдруг рявкнул с досадой, в голосе — смесь страха и ярости:
— Да что за чертовщина, а?! Это что вообще такое?!
Он закашлялся, натужно, как человек, бредущий слишком долго и не ожидавший такого. Голос изменён. Лицо тоже — стандартное хенге, простое, грубое: лоб широкий, волосы тёмные, небрежные, немного запылённые. Щетина. Одежда — грязная. На плаще — никаких символов, только дорожная грязь. Он изображал обычного шиноби средней руки. Измотанного. Нервного. Безопасного.
— Я просто мимо шел! — выкрикнул он, дёргаясь беспомощно. — Что за ловушки посреди леса?! Это у вас так гостей встречают, да?! Я ж не напал, ничего не сделал! С ума тут посходили! — голос срывался, в нём звучало нечто почти комическое, как у человека, потерявшего терпение.
Он накренился вперёд, будто пытаясь вырваться. Удары тела были слабыми, рассеянными. Он не притворялся бойцом — он притворялся жертвой.
— Ну выйди уже кто-нибудь, я что — сам с собой тут разговаривать буду?! Уродцы лесные…
Он фыркнул, пробормотал неразборчивую ругань и замер, тяжело дыша, как человек, который уже просто сдался. Громкая, неуравновешенная реакция. Глупая, раздражённая, нелепая. Идеальная маска для того, кто кажется никем. В небе всё ещё мелькали вороны. А в тени леса настоящий Итачи уже шёл дальше. Бесшумно. Неумолимо.

Он заметил это в момент, когда ястреб исчез с неба. Яманака сменил технику. Птица больше не следила за местностью — значит, он вернулся в своё тело и теперь использует сенсорику. Он наверняка знает, что цель рядом.
«Меня раскрыли. Вероятно, не полностью. Но этого достаточно, чтобы привести схему в действие. Они не ждут неожиданностей. Считают, что ход за ними.»
Клон, удерживаемый тенями, продолжал свою роль. Внешне — раздражённый, испуганный, сбивчивый. Он ещё говорил что-то в своей «маске» случайного путника, но Итачи знал, что времени на эту сцену больше не осталось. Как только тени начали менять форму — он понял, что момент наступил. Пронзенный тенями клон - взорвался. Мгновенный, мощный взрыв. Не для уничтожения, а для отвлечения. Для сбивания ритма.
Он знал, что один из них будет использовать печати. Значит, нужно было ударить сразу. Быстро предотвратить, возможные будущие проблемы. Он не должен был дать ему закончить. Вороний клон вышел из укрытия. Он появился с левого фланга. Вышел не стремительно — выверенно. Они не могли видеть его до взрыва, а теперь поле закрыл дым и сорванные листья. Клон сразу направился к Шимуре. Его движения были быстрыми и безшумными. Цель — сблизиться на расстояние взгляда. Контакт длился меньше секунды. Но этого было достаточно. Гендзюцу. Простое, направленное. С активированным шаринганом. Кошмары, способные сбить фокусировку противника, если тот не защищён или не ожидает — а Шимура в этот момент был занят свитком. Magen — Kasegui no Jutsu
«Нарушить порядок. Сбить исполнение. Задержать. Если фуиндзюцу не завершено — оно не сработает.»
Итачи действовал сам. Он уже знал, что после взрыва все взгляды будут направлены на центр. Это дало ему окно возможности. Он использовал шуншин, чтобы преодолеть расстояние к заднему флангу. Появился за спиной Абураме. Движение было чистым. Без звука. Он не задерживался, не менял траектории. Позиция — в полутора метрах позади. Этого было достаточно, чтобы атаковать, не рискуя оказаться в зоне поражения насекомых.
Огонь вышел ровно. Без выкрика. Только печать и короткий вдох.
— Katon — Goukakyuu no Jutsu.
Огненный шар не был огромным. Он был плотным и быстрым. Сфокусированным. Траектория — прямой. Он был нацелен на Абураме. Высокая температура — необходимое средство против таких противников. Особенно учитывая, что этот, был особенным.
«Одним движением лишаю их возможности атаковать в лоб. Вторым — срываю поддержку барьерами. Третьим — отнимаю координацию.»
Он уже знал, кто следующим попытается изменить расстановку. Яманака. Сенсор. Если уничтожить его — они ослепнут.

Тени, вырвавшиеся из-под контроля Нара, поймали вороньего клона точно — это было ожидаемо. Всё происходило согласно расчёту. Клон не должен был долго держаться. Его роль заключалась не в сопротивлении, а в отвлечении. В тот самый момент, когда силки теней сомкнулись, плоть клона распалась на стаю воронов, вырвавшихся в разные стороны.
Птицы мгновенно полетели в сторону, где скрывался шиноби из клана Нара. Он не покидал своей позиции — его техника не позволяла так просто менять боевую схему. Но вороны не оставили ему выбора: крик, крылья, тень. Их было достаточно, чтобы сбить обзор, замедлить реакцию, лишить точного контроля поля боя хотя бы на несколько секунд. Именно эти секунды и были нужны Итачи. Они окружили его, хлопая крыльями и атакуя, используя клювы и когти.
Сбоку — быстрое приближение. Движение безошибочное, Абураме использовал замену. Он уловил шаг, толчок, движение воздуха, пустоту которую поглотил его огненный шар. Всё было точно: он снял перчатку, открыл доступ к ринкайчу, и пошёл на прямой контакт. Попробует одним касанием вырубить цель. Это был грамотный ход. Но не против него.
Итачи сделал полушаг в сторону, точно под выверенным углом. Он не отскочил, не прыгнул, не уклонился по широкой дуге. Он просто встал не туда, где был. Рука Абураме прошла впустую. Никаких усилий. Только расчёт. «Эти паразиты чрезвычайно опасны и токсичны. Я не могу позволить ему дотянуться до меня.»
Позади — поток чакры. Характерная пульсация. Вмешательство на уровне разума. Итачи уже разворачивался в прыжке, но шаринган, чётко отслеживая возмущение, зафиксировал направление. Яманака начал перенос сознания. Но момент выбран неудачно. Промах не заставил себя ждать, находящийся в движении Учиха, легко избежал этой техники.
«Какая хлопотная команда. Они действительно могли бы заставить Саске напрячься.»
Итачи оттолкнулся от земли и уже был в воздухе. Из рукава с точным усилием вылетели пять сюрикенов. Поразить, заставить двигаться, сбить концентрацию.. Они летели в направлении Яманаки. Слишком сильно его техники мешали.
Прямо в прыжке Итачи отбросил две взрывные печати в сторону Торуне. Он даже не посмотрел, куда именно они упали. Не нужно. Расчёт был выполнен заранее — на основе веса, расстояния, угла движения. Они сработали с задержкой, когда сам он уже был вне зоны поражения.
Шимура стоял неподвижно. Барьер поднят, но контроль уже потерян. Иллюзия работала без искажений. Чакра была вложена заранее — как и должно быть. Печать поддерживала поле по инерции. Итачи не тратил слов. Он вытащил кунай и сделал шаг к нему. Шея не защищена. Он точно знал, где бить, что бы противник перестал таковым являться.

Тишина ещё держалась на поле боя, тянулась в напряжённой пружине между тремя бойцами Корня и одиноким силуэтом на ветке дерева. Всё складывалось так, как Итачи и ожидал. Они сплотились, собрали все силы в оборону, но именно это делало их уязвимыми. Слишком правильная структура была слишком предсказуемой. Его плащ с алыми облаками едва заметно колыхнулся, когда он позволил себе шагнуть в пустоту. Спрыгнул с ветки легко, беззвучно, словно тень, падающая в вечерний свет. Мягкая посадка, короткая пауза — и он оказался на их уровне, стоя открыто, прямо перед ними. Итачи не торопился. Его взгляд шарингана полыхнул ярче, улавливая малейшие изменения в дыхании, в стойке, в едва заметных движениях пальцев противников. Они напряглись. Подсознательно. Правильно сделали. Но этого было недостаточно.
— Ваш путь закончится здесь, — произнёс он негромко, но так, что его голос отдался в воздухе твёрдо, словно команда.
Не делая резких движений, он приподнял руку. Жест был небрежным, будто бы собирался отряхнуть складку на рукаве. Но кольцо Акацуки, тускло блеснувшее на его пальце, оказалось выставлено на виду. Поток чакры, вложенный в перстень, был точно направлен, чтобы зацепить сознание одного из них. Он нацелился без слов, без намёка — только движением, только намерением. Но это было не единственное, что Итачи делал с помощью гендзюцу. Он вознамерился погрузить в простейшее гендзюцу и ринкайчу, которых Торуне выставил перед собой. Они мешали и их нужно было убрать в сторону. 
В это же мгновение Итачи действовал дальше. Он не ждал, даст ли эффект немедленный результат. Не дав противникам времени на адаптацию, он метнул из рукавов десяток сюрикенов. Лезвия разлетелись веером, траектории их были непредсказуемы: часть шла по высоким дугам, часть рванулась низко, по земле. Каждая линия полёта была рассчитана — чтобы разбить их построение, заставить рассыпаться, отступить, сместить позиции, нанести ранения.
Он видел, как они реагируют. Видел мельчайшие дрожания мышц, сдвиги ног, перенос веса. Не чтобы навязывать результат — чтобы считывать темп боя, шаг за шагом. Сразу вслед за броском сюрикенов Итачи рванул вперёд. Он держал цель перед глазами, не отвлекаясь на остальных. Его намерение было простым: подойти на дистанцию удара, не убивая, а вырубая. Быстро. Чисто. С хирургической точностью. Он готовил короткий удар ладонью — в нервное сплетение у основания шеи. Без лишней жестокости, только парализовать сознание, выиграть бой, не сломав людей. Итачи не ждал исхода. Он действовал так, словно уже знал, как всё будет разворачиваться. Он оставался в движении, в тени шагов, в хищной тишине собственной уверенности. Он не был врагом Конохи. Он был её молчаливым щитом, который даже в изгнании не позволял себе забыть, кого защищает. И это давало ему право судить. И право побеждать.

Итачи сделал короткий шаг в сторону, меняя угол обзора. Плавно, не торопясь. Но именно в этот момент среди верхушек деревьев, чуть дальше от линии боя, в листве сдвинулся ворон. Один из его наблюдателей, следящий за периметром. Птица вспорхнула слишком резко. Это не было предусмотренным манёвром. Она нарушила установку, взмыла выше, чем положено, и описав широкую дугу, улетела в сторону. Это значило только одно: в их направлении двигались посторонние. Он не знал, кто именно — подкрепление корня, местные шиноби или сторонние силы. Но они уже были рядом. И это меняло всё.
Яманака обмяк под ударом. Всё было рассчитано: угол, точка касания, сила, переданная ровно столько, сколько требовалось, чтобы нарушить сознание, не ломая тела. Он не посмотрел, как тот упал. На это не было времени. Уже в следующий миг, Нара отпрыгнул в сторону. Фу успел. Мастер теней и тактики был вновь возвращен из иллюзий и это значило, что бой затягивается.
Шаг за спиной, едва уловимый звук. Абураме не отступал. Атаковал со спины в момент, когда Учиха казалось был занят другим. Разумный и отчаянный ход, когда силы не равны. От его прикосновений нельзя было отделаться просто — ринкайчу чрезвычайно ядовиты и противоядия у Итачи конечно же не было. А значит, встречать это движение нужно было заранее.
Чакра вспыхнула. Не до предела, не в полную силу, только столько, сколько требовалось. Частичное высвобождение. Костяная рука Сусаноо проявилась за спиной — стремительно устремляясь к Торуне. Удар преследовал за собой сразу две цели. Если повезет, вырубить самого проблемного из всей четверки, а если нет, то как минимум оттолкнуть его от себя, не давая приблизиться. Конечно, пусть это было и не полное Сусано, но чакра Итачи совершенно не пропускала инородные тела дальше, что делало её так же и отличным средством защиты. Внезапность же появление и вовсе должна была ошеломить Абураме.
Нара, отпрыгнувший в сторону, не медлил. Его тени начинали движение. Пальцы сложились в привычную печать, без колебаний. Это была уже третья попытка захвата. Наглядный пример того, почему Коноха была таким неудобным противником для любой из деревень. Набор техник её шиноби был чрезвычайно опасным, а командное взаимодействие во многих случаях, на вышсшем уровне. Особенно у кланов основоположников.
Шаринган уже горящий Мангекё вновь вспыхнул. Взгляд был прямым, без колебания, устремленным на стратега перед ним. Аматерасу вспыхнуло черным пламенем. Итачи не стремился убить, он просто решил больше не затягивать этот бой. Неугасимое пламя и адская боль которую оно вызывает, вскоре должно было лишить Нара сознания. Итачи намеревался потушить огонь, как только противник потеряет сознание от боли.
Он не стал смотреть, сработало ли. Ни одна из этих техник не требовала подтверждения. И ни одна не давала права на промедление.
Тело снова сдвинулось. Контакт с Торуне был опасен. Даже краткий. Даже имея преимущество, Итачи не собирался ослаблять бдительность. Учиха сместился таким образом, что бы оба его противника попали в поле его видимости.
Ворон уже исчез за кромкой деревьев. Третья сила приближалась и лес становился тесным.
Мысль не была ни эмоцией, ни страхом. Скорее — наблюдением, которое давно ожидалось.
— Они отличные шиноби Конохи. Очень жаль, что Данзо использует их так небрежно. Они готовы пожертвовать собой и друг другом в этом бою и это обосновано, но насколько бы полезнее они были в роли нормальной рядовой силы Хокаге? Корень проворачивает слишком много махинаций. Я заберу их с собой. Не хочу лишать деревню такого актива. Но у меня нет времени. Следующая группа будет здесь через несколько минут. Если задержусь — нужно будет принять еще один бой. Я не могу позволить этого. Не сейчас.
Движение не прекращалось. Он сохранял дыхание ровным, глаза — в фокусе, а чувства — в напряжении. Завершить бой. Уйти. До того, как будет поздно.

Пламя ещё оставалось на месте. Оно не распространялось, не искало новых жертв — просто продолжало гореть. Чернота Аматерасу трепетала на теле Нара, все еще не добравшись до кожи, но разрушая волокна ткани, обжигая его своим неумолимым жаром. Пламя, от которого не избавиться, но которое всё же можно остановить — если вложить в него волю того, кто его вызвал.
Шаринган в глазу Итачи вновь на мгновение засветился ярче и аматерасу исчез, как будто его никогда не было. Нара был без сознания, в обгоревшей одежде и с несколькими ожогами, но живой. Сердце билось — слабо, но ровно. Итачи уважал его стойкость, но физиология работает против людей.
Не далеко лежали остальные. Абураме — в бессознательном состоянии. Яманака — тоже. Шимура был совершенно точно мертв. Учиха знал, кого пощадить, а кого — оставить. Этот был из тех, для кого деревня была не на первом месте. Убирать таких — не жестокость, а мера предосторожности. Он не испытывал ни злости, ни горечи. Только понимание необходимости. А может это была лишь прихоть сильного, раздавить мошку которая так его разжражает.
Медленно, аккуратно, Итачи опустился на колени и вынул один из свитков. Запечатывающая печать покрывала его изнутри. Она была заготовлена уже давно, с расчётом — на то, что людей прийдется захватывать и перемещать. Система на основе пространственной блокировки, рассчитанная на сохранение текущего состояния объекта. Помещенные в такую печать люди, при распечатывании оставились в том же состоянии, как до запечатывания. Он вложил чакру. Символы на бумаге вспыхнули ровным синим светом.
Сначала — Нара. Итачи обыскал его, сняв с тела все что могло пригодиться и активировал первую печать. Тело с хлопком пропало в печати. Затем — Абураме. Движение чуть медленнее: ринкайчу всё ещё могли реагировать, даже если пользователь в отключке. Тщательный осмотр и запечатывание. Последним — Яманака. Процедура повторилась. Итачи обыскал его и запечатал.
Трое исчезли в свитке. Три печати светились чакрой. Итачи аккуратно свернул свиток и убрал под полу плаща. Всё было выполнено чисто. Без следов. Шимуру он не тронул. Его смерть должна была остаться здесь и служить результатом его боя. Он хотел, что бы его нашли. На этом этапе Учиха задержался лишь на мгновение, проверяя поле боя. Всё было тихо. Но времени осталось мало.
Прыжок на ветку прошёл без звука. Подъём в листву — выверенный. Итачи умел мастерски скрываться. Привычное движение, почти механическое. Чакра активировалась вновь. Связь с вороном была установлена. Птица отреагировала немедленно, позволив взгляду слиться с её. Глаз Шисуи вновь был очень полезен.
Итачи увидел их. Четверо шиноби в форме Отогакуре. Двигались явно на звуки прошедшего боя. Но шиноби Отогакуре означали лишь то, что логово Орочимару было где-то неподалеку.  Ворон пролетел дальше, в сторону с которой пришла эта команда. Трое людей, которых было нискем не спутать двигались в сторону входа в подземелье. Кисаме, Зецу и Ламиноко.
Глобально — ничего не изменилось. Но выводы сложились в структуру. Они стали очевидными.
Это был Тоби. Он передал сведения Корню. Появление Зецу подтверждает его присутствие неподалеку. Человек в маске следил за ним и смог легко его обнаружить. Он решил больше не скрывать своего вмешательства. Пейн отправив его, Итачи на такую миссию, напрямую пошел на конфликт с Тоби. Он принял сторону. А значит — всё началось. И нет смысла оставаться в подножии чужой шахматной партии. Нужно было действовать активнее. Больше не было времени на раздумья, Итачи должен был устранить угрозу для Конохи, воспользовавшись всеми средствами, что были у него в наличии.
Учиха молча развернулся. Не стал терять время на осмысление. Решение было принято. Итачи спокойно достал чистый свиток. Бумага была тонкой, но плотной. Чернила — быстро сохнущие, чтобы не расплылись. Кисть двигалась без дрожи, с калиграфической точностью.
— Данзо будет первым. Всё началось. Не доверяй никому. Будь осторожна. После кольца, приведи Кисаме к Конохе. Я буду ждать вас там.
Никаких эмоций. Только факт. Предупреждение. Холодное, как сам ход войны и абсолютное доверие, что он проявил к ней последними словами. Итачи хотел доверять, ему хотелось наконец разорвать этот порочный круг неверных самостоятельных решений.  Он свернул послание, вложил в контейнер. Выбрал ворона — старого, опытного.
Птица вылетела из укрытия и растворилась в листве без единого шороха. Без звука, без карканья. Только мягкий удар крыльев о воздух. Итачи знал, что та успеет. Там, у края леса, Ламиноко уже собиралась спуститься вниз, к подземелью. Ворон пролетел тенью прямо перед ней, и уронил свиток точно под ноги.
Итачи не стал ждать. Не проверял, подняла ли она послание. Всё было передано. Он развернулся, сместился по ветви и исчез за следующим деревом.

Итачи

Итачи продолжал наблюдать, не двигаясь.
Ворон вернулся на свою позицию, растворившись в тенях, как и сам он. Сверху было видно, как дети растерянно замерли перед невидимой стеной, как они шепчутся, гадая, что делать дальше. Барьер сработал точно. Его не обманули ни их наивность, ни их решимость.

Учиха задержал дыхание. Он знал, что это значит. Барьер был не просто преградой. Это был сигнал. Кто-то уже мог заметить его срабатывание. Время уходило. Каждое движение сейчас имело цену. Он мысленно перебирал варианты.

Оставить всё как есть — возможно. Но тогда дети станут мишенями. Кто-то из охраны придёт. Найдут их здесь. Они не получат ни доверия, ни уважения. В лучшем случае их простят. В худшем — это сломает их будущее. Коноха потеряет тех, кто мог бы стать её опорой.

Выждать и проследить за тем, кто появится? Это дало бы ему информацию. Но в перспективе ничего не решало. Кохару лишь надёжнее спрятала бы свои грязные дела и связи. И ему стало бы куда сложнее до них добраться.

Нет. Он знал, что должен сделать. Эти дети могли стать началом перемен. Случайной искрой, за которой последует нужная реакция. Помочь им — значит помочь Конохе. Помочь Хокаге. Помочь самому себе.

Итачи вновь поднял руку. Ворон, подчиняясь беззвучному знаку, рванулся с карниза вниз. Там, внизу, в переулке, застывший от тревоги Удон заметил движение. Он не мог не заметить. Его взгляд встретился с глазом ворона. Алый отблеск Шарингана — один миг. Этого хватило. Гендзюцу оплело сознание мальчишки так же, как его товарищей. Теперь они видели одно и то же.

Для них в барьере появился узкий проход — ровно настолько широкий, чтобы можно было выбраться. Окно словно открылось в воздухе прямо вокруг руки Конохомару. Иллюзия была простой, но убедительной. Всё выглядело правдоподобно. Внутри гендзюцу это был обычный выход, и жара они не ощущали.

А сам Итачи сосредоточился. Это требовало затрат. Он точно рассчитал точку и направление. Чакра собралась в глазу. Мгновение — и чёрное пламя Аматерасу пронзило барьер. В воздухе не раздалось ни звука. Огонь сжигал не вещество, а само пространство, чакру, оставляя ровное отверстие.

Он следил за действиями детей и вспоминал прошлое. Его обошло стороной такое детство. Шалости и баловство — у него никогда не было на это времени. Слишком многое происходило вокруг. Слишком многое требовало его внимания. Итачи пожертвовал всем ради этой деревни и благополучия её жителей и всё ещё не собирался останавливаться. Разве что теперь он чуть чаще задумывался о том, что же нужно ему самому.

Итачи загасил Аматерасу в тот же миг, как последний из детей оказался снаружи. Пламя исчезло, не оставив ни следа. Ни запаха, ни дыма, ни следов чакры, которые кто-то мог бы обнаружить. Судьба барьера волновала его мало. Он хотел убедиться, что дети доставят эти данные куда нужно и ничто им не помешает этой ночью. У него ещё было время разобраться со вторым старейшиной. В конце концов, он никуда не спешил.

Итачи остался в тени, вновь сливаясь с ночной Конохой.

Кисаме и Саске

Кисаме с самого начала наблюдал за происходящим без лишних слов. Он двигался следом, лениво переступая по ветвям, не торопясь, но и не отставая. Когда Ламиноко выбрала это место для привала, он задержался на границе поляны, окинул взглядом покосившийся забор, трухлявые стены хижины и заросший двор. Пейзаж вызывал скорее усмешку, чем опасения. Но что-то в действиях Ламиноко было совершенно аномальным.

— Хм… милое местечко, — протянул он, склонив голову и прищурившись. — Хоть привидений зови.

Он не ожидал ответа. И не ждал. Шагнув за ограду, мечник тяжело опустился на упавший ствол дерева, не теряя бдительности, но и не показывая её открыто. Он привык доверять своим инстинктам — а они подсказывали, что опасности здесь нет совершенно никакой.

Саске шёл чуть позади и явно был недоволен ещё с самого утра. Задержка, молчание, а теперь и эта стоянка среди гнили. Он остановился, бросил на Ламиноко быстрый взгляд, в котором читалось раздражённое непонимание.

— Сколько времени мы собираемся терять здесь? — коротко бросил он, руки скрестились на груди. Ему казалось странным, что пресловутые Акацуки нуждаются в отдыхе. Да ещё и те, кто смог одолеть Орочимару.

Он не кричал, не спорил. Голос его был ровным, но холодным. Для него это место было просто ещё одной бесполезной преградой между ним и целью — Итачи.

Кисаме не вмешался. Только хмыкнул, разглядывая колоду, на которой сидел, и поигрывая пальцами по чешуе Самехады.

— Не горячись, парень. Всем нужен отдых. Даже таким целеустремлённым, как ты. Главное, чтоб крыша не рухнула на голову.

Он поднял взгляд на Ламиноко, когда та вернулась, и добавил с той самой насмешливой ноткой, что скрывала под собой внимательность:

— Если решишь сжечь — свистни. Помогу смыть то, что останется.

Он больше ничего не говорил. В воздухе повисло молчание. Каждый оставался при своём: Саске — со своим нетерпением, Кисаме — с привычной ироничной отстранённостью. Но всё же сейчас, когда девушка явно была не в духе и зная её способности, ни один из них открыто не протестовал.

Мечник двинулся к Ламиноко, без спешки ступая на крыльцо. Скрип досок под его тяжёлым шагом показался почти громким в наступившей тишине. Он вошёл в дом и сразу выбрал себе место у стены, где можно было удобно сесть, не теряя обзора входа и окон. Самехаду он поставил рядом, оперев её о стену.

Саске стоял несколько секунд, колеблясь, затем без слов пересёк порог. Его взгляд скользнул по убогой обстановке, по теням в углах и остановился на Ламиноко. Он ничего не сказал, но во взгляде читался немой вопрос: «Зачем ты сюда привела? Мы не могли продолжить движение?» Он устроился у стены, ближе к двери, чтобы быть первым, кто заметит приближение врага, если он появится.

Внутри было прохладно и пусто. Саске угрюмо молчал, разглядывая лесной пейзаж сквозь щели в стенах. Кисаме воспользовался возможностью действительно отдохнуть, прикрыл глаза, но оставался настороже. Оба понимали, что девушка как-то связана с этим местом, но вопросов не задавали, каждый погружённый в свои мысли.

Ламиноко лишь молча взглянула в глаза Кисаме после его предложения. Мечник тонко почувствовал ее настрой, однако это она не подтвердила ни единой эмоцией, ни единым движением, ни словом. Лишь молча перевела взгляд на Саске. Повисшее молчание было тяжелым и первым его нарушил мечник, шагнув на скрипящее крыльцо. Саске ступил следом, проходя мимо куноичи, задержался, словно задав немой вопрос. И все же вошел внутрь. Девушка выждала несколько секунд, собираясь с силами, прежде, чем снова войти внутрь.
Она поднялась по ступенькам бесшумно и так же тихо открыла дверь. Ее взгляд упал сначала на Кисаме, который, судя по всему, был вовсе не прочь отдохнуть, а после на Саске, то, как он был напряжен и словно в нетерпении высматривал что-то во тьме ночи.
-Мы двигались без перерыва в высоком темпе весь день, - произнесла она сухо, впервые за сутки обращаясь именно к Учихе. Девушка смотрела на него, не отрывая взгляда и не моргая, -Конечно, в моих интересах измотать тебя по-сильнее. Однако ты и так не можешь нормально использовать чакру. Да и к тому же, и нас ждет работа, - Ламиноко не старалась уколоть или как-то нагрубить, лишь холодно, без эмоций, произносила сухие факты, которые, похоже, юный Учиха то ли не понимал, то ли не желал видеть. Куноичи не стала дожидаться ответа и отправилась к очагу, обходя обеденный стол по дуге, именно одно место, где, под слоем пыли, старые доски имели более темный оттенок, словно когда-то давно на них пролили краску.
-Это не полноценный привал, а остановка. И куда проще расслабиться, когда вокруг тебя стены, хоть какие-то, - произнесла она чуть тише, складывая печати. не смотря на то, что Ламиноко говорила про отдых, сама она явно не выглядела расслабленно, скорее напротив, ощущалось, что внутри девушка была напряжена, сдерживая под холодностью и безразличием целый ворох чувств.
Учиха сложила печати и направила руку в сторону очага. Сначала над ладонью возникло пламя, а после несколько огненных мотыльков выпорхнули из него, начав свой танец среди старых камней. Красноватые блики осветили помещение, делая обстановку не уютнее, а будто бы еще боле жуткой. Не было привычного треска пламени, не было дыма и запаха горения, лишь тепло, алые отблески на стенах и ожившие черные тени.
Ламиноко достала из поясной сумки свиток и, распечатав его, приступила к готовке. Сейчас, казалось, она отключила вообще все свое внимание, сосредоточившись лишь на посуде, продуктах, очаге. И это было действительно не так далеко от правды. Учиха пыталась отстраниться от атмосферы места, где она оказалась, где каждый сантиметр был пропитан памятью.
-Действительно, зачем я их повела за собой... но с другой стороны, это ведь удача, что я смогла наконец-то наткнуться на это место, - рис уже тихонько бурлил в котелке, пока девушка чистила овощи, -Если бы я была одна, то посмотрела бы и ушла, не могу здесь находиться... однако. Мне же надо как-то объяснить, зачем они здесь, - кунай внезапно соскочил и острым лезвием впился в ладонь. Боли, к своему удивлению, куноичи совершенно не ощутила и поняла, что что-то не так, когда по бледной коже потекла теплая алая жидкость.
Ламиноко отложила недорезанный овощ и быстро, здоровой рукой, достала из аптечки бинт, туго и на скорую руку перевязав место ранения. Она старалась как можно быстрее и незаметнее сделать перевязку, чувствуя, как сердце от тревоги ускоряет ритм. Закончив, она вновь вернулась к нарезке, однако руки уже тряслись. Еще болшее внимание забрало ее занятие, чтобы впредь не допустить ни малейшей ошибки.
Наконец самая сложная готовка, хоть и очень простого блюда - рагу с рисом, было закончено. Куноичи разделила его на две порции. Одну поставила рядом с Кисаме, вторую рядом с Саске. Продукты и посуда были запечатаны назад в свиток, а огненные мотыльки "съели" обрезки, после чего погасли.
-Приятного аппетита. Я подежурю снаружи, - произнесла она скорее для галочки перед тем, как выйти из дома. Ламиноко отошла на несколько шагов, усевшись на поваленный ствол дерева и глубоко вдыхая воздух. Она взглянула на перебинтованную руку.
-Почему мне стало так страшно? Страшно, что они заметят, - она прикрыла глаза, сжимая руку в кулак, чтобы почувствовать боль, -Они добрались даже до ее могилы. Данзо... нет, не только он. Невозможно, чтобы подобный человек имел столько власти без одобрения руководства деревни, - куноичи открыла глаза, посмотрев на покосившиеся столбы, которые когда-то были тренировочными манекенами, -Все, как и говорил отец. Он, Орочимару. Не просто так стремились уничтожить этот режим, - легкий порыв ветра растрепал ее волосы, -Во всем, что произошло со мной, с кланом, с Итачи, с Саске виноват не кто-то один. Виновата Коноха...

Подпись автора

— Они заходят на форум, но делают это без уважения. © Uchiha Laminoko

Итачи

Скрываясь в тенях переулков, Итачи следил за ситуацией вокруг. Желание Конохомару взять всё на себя ему понравилось, даже вызвав на лице тень улыбки. Несмотря ни на что, этот дух товарищества, дружбы, единой цели и авантюризма... Именно это было ценно в деревне шиноби. Идея о том, что товарищи всегда прикроют тебе спину, была как раз тем, за что стоило бороться. Конечно, всегда найдутся люди, жаждущие большей власти. Клан Учиха и Данзо с Корнем стали примерами того, что разрушает подобную систему изнутри. В деревне жили не только выходцы из крупных кланов, и у совершенно рядового подростка всегда был шанс при должном усердии стать выдающимся шиноби или куноичи.

Итачи легко скользнул в тень, продолжая следить за Конохомару, когда в ночи вспорхнули несколько воронов один за другим. Знак, совершенно отчётливый и ему понятный. Корень зашевелился. У него утекало время. Расшевелить осиное гнездо нужно было правильно, а значит, он должен был быстрее закончить с мальчиком и взяться за второго старейшину. В этот раз Итачи не собирался слишком сильно прятаться. Он зайдёт, уничтожит любое сопротивление, если оно будет, найдёт то, что его интересует, и уйдёт, растворившись в ночи. Черед Данзо придёт, но не сейчас. Итачи хотел, чтобы и Ламиноко приняла в этом участие. Отчасти из-за её способностей, да, но по большей части из-за того, что он хотел для неё справедливого возмездия. Сам Итачи уже давно принял свою судьбу, но Лами... Нет, в её памяти всё ещё должно быть свежо то предательство со стороны деревни. Если честно, Итачи не сомневался, что девушка совершенно запуталась. Предательство, преследование, воспоминания, новая сила и новые вызовы, новые чувства... Всё это свалилось на неё разом, будто прорвало огромную плотину. Переварить всё это, уложить по полочкам в сознании, расставить приоритеты — было сложно.

Итачи бесшумно и незаметно двигался внутри деревни, к которой у него было столько эмоций... Он пожертвовал всем, чтобы Коноха процветала дальше, и теперь у него просто не осталось выбора, кроме как не отступать от собственных убеждений. В такой момент, когда он собирался совершить ещё одно преступление во благо деревни, он внезапно подумал о том, встретит ли его брат Ламиноко. Удастся ли девушке и Кисаме одолеть Орочимару? На самом деле, Итачи считал, что у змея нет ни единого шанса против Кисаме. Акулий мечник был слишком сложным противником, если использовать стандартные методы боя. Но у Орочимару было нечестивое воскрешение. И что было у саннина в рукаве — было совершенно не ясно. Он уже продемонстрировал призыв прошлых Хокаге. Этого одного было бы достаточно, чтобы уравнять шансы или склонить их на свою сторону. По факту, эта техника была проклятой, и Второй Хокаге, который её изобрёл, точно не отличался гуманностью. Пожалуй, именно он был виноват в том, что уже долгие годы Коноха гниёт изнутри. Данзо и старейшины были его учениками, и не удивительно, что именно они являются той проблемой, которая постоянно отправляла людей и даже детей на убой.

Итачи медленно моргнул, очищая разум. Думать о глубинных процессах в Конохе сейчас было нельзя. У него была простая цель: убедиться, что мальчик доставит первый пазл падения старейшин туда, где ему положено быть. Всё остальное и так укладывалось в его расчёты. Что бы ни предприняли Корень или старейшины, всё было тщетно. Потому что в этот раз Итачи пришёл именно за ними. И он не побоится уничтожить их напрямую, если того потребует ситуация. У него для этого было достаточно способностей.

Саске

Ответ девушки заставил Саске замереть. Её поведение совершенно не походило на холодного и расчётливого убийцу из самой страшной организации наёмников в мире. Скорее, она вела себя как заботливая старшая сестра, которая просто очень устала от того, что непослушный младший брат ведёт себя непредсказуемо. Саске совершенно не понимал, откуда она взялась, откуда у неё Шаринган и как к ней относиться. Подсознательно он уже опасался её, понимая своё бессилие. Она уже доказала ему, что её Шаринган на порядок сильнее его, а запечатанная чакра и невозможность использовать проклятую печать делали его совершенно неуверенным. Тем не менее, его цель не изменилась. Он всё ещё хотел мести. Хотел отомстить Итачи.

Но её простые извинения, будто она действительно в чём-то виновата, вызвали у молодого Учихи отчётливое замешательство. Саске не хотел ломать свою модель поведения, а потому лишь хмыкнул на её слова, всем своим видом демонстрируя полное отсутствие интереса.

— Ты уже задержала нас этим утром. Я просто не хочу, чтобы это повторилось, — заявил он надменно, сам при этом подсознательно осознавая, что, возможно, она действительно его родственница. И тогда он совершенно не хотел, чтобы она голодала. В голове вновь возник образ надоедливого блондина, и Саске слегка тряхнул головой, словно отгоняя надоедливое насекомое и отбрасывая наваждение о друге, которого он не хотел признавать равным себе, но не мог забыть.

А вот следующая фраза вызвала у Саске уже даже не удивление, а неподдельный интерес. Ему всегда казалось, что надменный брат просто играет с ним, но теперь, исходя из её слов, у него сложилось двоякое мнение.

— Не важно, в каком состоянии я буду, я всё равно заставлю его заплатить! — огрызнулся Саске, скорее по привычке. Мысль о брате всегда вызывала в нём раздражение и негодование. Он бесился просто от одного упоминания о нём, потому что юношу раздирали противоречивые чувства. Память о том, как весело с ним было в детстве, и память о той роковой ночи. Саске всё ещё не мог понять, сколько бы ни думал об этом, почему Итачи пошёл на то, что сотворил. Порой его мысли приводили его к холодной мести, но чаще он выходил из себя от противоречий. И вот опять кто-то заявил, что он чего-то не знает. Эта фраза стала спусковым крючком. В глазах зажёгся Шаринган, и Саске, не думая о своей безопасности, мгновенно оказался перед Ламиноко с Цуруги у её шеи.

— Хватит говорить загадками! — вскипел он, гневно глядя ей в глаза и явно не задумываясь о том, что может вновь попасть в гендзюцу.
— Если я чего-то не знаю, тогда выкладывай! Вы все вечно говорите одно и то же! Ты, Орочимару, Какаши, Третий! Вы все что-то утаиваете от меня! Почему я всё ещё жив?! Ты ведь могла убить меня с лёгкостью! Зачем тебе это?!

Саске практически выкрикивал каждое слово. Отчаяние вновь захлестнуло его. Он перестал понимать, что происходит.